7. Аравита в Ташбаане
А вот что случилось на самом деле: когда Аравита увидела, что Шасту куда-то тащат, и осталась одна с лошадьми, которые (очень разумно) не говорили ни слова, она ни на миг не растерялась. Сердце у нее сильно билось, но она ничем этого не выказала. Как только белокожие господа прошли мимо, она попыталась двинуться дальше. Однако снова раздался крик:
«Дорогу! Дорогу тархине!» — и появились четыре вооруженных раба, а за ними — четыре носильщика, на плечах у которых едва покачивался роскошный паланкин. За ним, в облаке ароматов, следовали рабыни, гонцы, пажи и еще какие-то слуги. И тут Аравита совершила первую свою ошибку.
Она прекрасно знала ту, что лениво покоилась на носилках. Это была Лазорилина, недавно вышедшая замуж за одного из самых богатых и могущественных тарханов. Девочки часто встречались в гостях, а это почти то же самое, что учиться в одной школе. Ну, как тут было не посмотреть, какой стала старая подруга, когда она вышла замуж и обрела большую власть? Аравита посмотрела, и подруга посмотрела на нее.
— Аравита! — закричала она. — Что ты здесь делаешь? А твой отец...
Отпустив лошадей, беглянка ловко вскочила в паланкин и быстро прошептала:
— Тише! Спрячь меня. Скажи своим людям...
— Нет, ты мне скажи... — громко перебила ее Лазорилина, очень любившая привлекать внимание.
— Скорее! — прошипела Аравита. — Это очень важно!.. Прикажи своим людям, чтобы вели за нами вон тех лошадей, и задерни полог. Ах, поскорее!
— Хорошо, хорошо, — томно отвечала тархина. — Эй, вы, возьмите лошадей! А зачем задергивать занавески в такую жару, не понимаю?..
Но Аравита уже задернула их сама, и обе тархины оказались как бы в душной, сладко благоухающей палатке.
— Я прячусь, — сказала Аравита. — Отец не знает, что я здесь. Я сбежала.
— Какой ужас... — протянула Лазорилина. — Расскажи мне все поскорей... Ах, ты сидишь на моем покрывале! Слезь, пожалуйста. Вот так. Оно тебе нравится? Представляешь, я его...
— Потом, потом, — перебила ее Аравита. — Где отец?
— А ты не знаешь? — сказала жена вельможи. — Здесь, конечно. Прибыл вчера и повсюду тебя ищет. Если бы он сейчас нас увидел... — и она захихикала. Она вообще любила хихикать.
— Ничего тут нет смешного, — сказала Аравита. — Где ты спрячешь меня?
— В моем дворце, конечно, — отвечала ее подруга. — Муж уехал, никто тебя не увидит. Ах, как жаль, кстати, что никто не видит сейчас моего нового покрывала! Нравится оно тебе?
— И вот еще что, — продолжала Аравита. — С этими лошадьми надо обращаться особенно. Они говорящие. Из Нарнии, понимаешь?
— Не может быть... — протянула Лазорилина. — Как интересно... Кстати, ты видела эту дикарку, королеву? Не понимаю, что в ней находят!.. Говорят, Рабадаш от нее без ума. Вот мужчины у них — красавцы. Какие теперь балы, какие пиры, охоты!.. Позавчера пировали у реки, и на мне было...
— Да, — сказала Аравита, — твои люди не пустят слух, что у тебя гостит какая-то нищая в отрепьях? Дойдет до отца...
— Ах, не беспокойся ты по пустякам! — отвечала Лазорилина, — мы тебя оденем. Ну, вот!
Носильщики остановились и опустили паланкин на землю. Раздвинув занавески, Аравита увидела, что она — в красивом саду, примерно таком же, как тот, в который попал Шаста по другую сторону реки. Лазорилина пошла было в дом, но беглянка шепотом напомнила ей, что надо предупредить слуг.
— Ах, прости, совсем забыла! — сказала хозяйка. — Эй, вы! Сегодня никто никуда не выйдет. Узнаю, что пошли сплетни, сожгу живьем, засеку до смерти, а потом посажу на хлеб и воду.
Хотя Лазорилина сказала, что очень хочет услышать историю Аравиты, она все время говорила сама. Она настояла на том, чтобы Аравита выкупалась (в Тархистане купаются долго и очень роскошно), потом одела ее в лучшие одежды. Выбирала она их так долго, что Аравита чуть с ума не сошла. Теперь она вспомнила, что Лазорилина всегда любила наряды и сплетни; сама она предпочитала собак, лошадей и охоту. Нетрудно догадаться, что каждой из них другая казалась глупой. Наконец, они поели (главным образом — взбитых сливок и желе, и фруктов, и мороженого), расположились в красивой комнате (которая понравилась бы гостье еще больше, если бы ручная обезьянка не лазила все время по колоннам) и Лазорилина спросила, почему же ее подруга убежала из дому. Когда Аравита кончила свой рассказ, она вскричала:
— Ах, непременно выходи за Ахошту-тархана! У нас тут от него все без ума. Мой муж говорит, что он будет великим человеком. Теперь, когда старый Ашарта умер, он стал великим визирем, ты знаешь?
— Не знаю, и знать не хочу, — отвечала Аравита.
— Нет, ты подумай! Три дворца, один — тот, красивый, у озера Илкина. Горы жемчуга... Купается в ослином молоке... Да, и ты меня будешь часто видеть!
— Не нужны мне его дворцы и жемчуг, — сказала Аравита.
— Ты всегда была чудачкой, — сказала Лазорилина. — Не пойму, что тебе нужно.
Однако помочь она согласилась, ибо это само по себе занятно. Молодые тархины решили, что слуга из богатого дома с двумя породистыми лошадьми не вызовет никаких подозрений. Выйти из города Аравите было много труднее: никто и никогда не выносил за ворота закрытых паланкинов.
Наконец, Лазорилина захлопала в ладоши и воскликнула:
— Ах, я придумала! Мы пройдем к реке садом Тисрока (да живет он вечно). Там есть дверца. Только вот придворные... Знаешь, тебе повезло, что ты пришла ко мне! Мы ведь и сами почти придворные. Тисрок такой добрый (да живет он вечно!). Нас приглашают во дворец каждый день, мы буквально живем там. Я просто обожаю царевича Рабадаша. Значит, я проведу тебя в темноте. Если нас поймают...
— Тогда все погибло, — сказала Аравита.
— Милочка, не перебивай, говорю тебе, меня все знают. При дворе привыкли к моим выходкам. Вот послушай, вчера...
— Я хочу сказать, все погибло для меня, — пояснила Аравита.
— А, да, конечно... Но что ты еще можешь предложить?
— Ничего, — ответила Аравита. — Придется рискнуть. Когда же мы пойдем?
— Только не сегодня! — воскликнула Лазорилина. — Сегодня пир — да, когда же я сделаю прическу? Сколько будет народу!
Пойдем завтра вечером.
Аравита огорчилась, но решила потерпеть. Лазорилина ушла, и это было хорошо, очень уж надоели ее рассказы о нарядах, свадьбах, пирах и нескромных происшествиях.
Следующий день тянулся долго. Лазорилина отговаривала гостью, непрестанно повторяя, что в Нарнии снег и лед, и бесы, и колдуны. «Подумай, — прибавляла она, — какой-то деревенский мальчик! Это неприлично...» Аравита сама, бывало, так думала, но теперь она очень устала от глупости; ей пришло в голову, что путешествовать с Шастой куда веселее, чем жить светской жизнью в столице. Поэтому она сказала:
— Там, в Нарнии, я буду просто девочкой. И потом, я обещала.
Лазорилина чуть не заплакала.
— Что же это такое? — причитала она, — будь ты поумней, ты стала бы женой визиря Аравита же пошла поговорить с лошадьми.
— Когда начнутся сумерки, — сказала она, — идите, пожалуйста к могилам. Да, без поклажи. Вас снова оседлают, только у тебя, Уинни, будут сумы с провизией, а у тебя, Игого — бурдюки с водой. Слуге приказано напоить вас как следует за мостом, у реки.
— А потом — на Север, в Нарнию! — тихо ликовал Игого. — Послушай, вдруг Шаста не добрался до кладбища?
— Тогда подождите его, как же иначе, — сказала Аравита. — Надеюсь, вам тут было хорошо?
— Куда уж лучше! — отвечал конь. — Но если муж твоей болтуньи думает, что конюх покупает самый лучший овес, он ошибается.
Через два часа, поужинав в красивой комнате. Аравита и Лазорилина вышли из дому. Аравита закрыла лицо чадрой и оделась так, чтобы ее приняли за рабыню из богатого дома. Они решили: если кто-нибудь спросит, Лазорилина скажет, что она собралась подарить ее одной из царевен.
Шли они пешком, и вскоре оказались у ворот дворца. Конечно, тут была стража, но начальник знал Лазорилину и отдал ей честь. Девочки прошли Черный Мраморный Зал, там было много народу, но это и лучше, никто не обратил на них внимания. Потом был Зал с Колоннами, потом — Зал со Статуями, потом — та колоннада, из которой можно было попасть в Тронный Зал (сейчас медные двери были закрыты).
Наконец, девочки вышли в сад, уступами спускавшийся к реке. Подальше, в саду, стоял Старый Дворец. Когда они до него добрались, уже стемнело, а в лабиринте коридоров, на стенах, горели редкие факелы.
— Иди, иди, — шептала Аравита, и сердце у нее билось так, словно отец вот-вот появится из-за угла.
— Куда же свернуть? — размышляла ее подруга. — Все-таки налево... Как смешно!
И тут оказалось, что Лазорилина толком не помнит, куда свернуть, направо или налево.
Они свернули налево и очутились в длинном коридоре. Не успела Лазорилина сказать: «Ну вот! Я помню эти ступеньки», — как в дальнем конце показались тени двух людей, пятящихся задом. Так ходят только перед царем. Лазорилина вцепилась Аравите в руку; Аравита удивилась, чего она боится, если Тисрок такой друг ее мужа. Тем временем Лазорилина втащила ее в какую-то комнатку, бесшумно закрыла дверь и они очутились в полной темноте.
— Охрани нас, Таш! — шептала Лазорилина. — Только бы они не вошли!.. Ползи под диван.
Они поползли, и Лазорилина заняла там все место. Если бы в комнату внесли свечи, все увидели бы, что из-под дивана торчит Аравитина голова. Правда, Аравита была в чадре, больше глаз да лба не увидишь, но все-таки... Словом, она старалась отвоевать побольше места, но Лазорилина не сдалась, и ущипнула ее за ногу.
На том борьба кончилась. Обе тяжело дышали, но больше звуков не было.
— Тут нас не схватят? — спросила Аравита как можно тише.
— На-наверно, — пролепетала Лазорилина. — Ах, как я измучилась!.. — И тут раздался страшный звук — открылась дверь. Внесли свечи. Аравита втянула голову сколько могла, но видела все.
Первыми вошли рабы со свечами в руках (Аравита догадалась, что они глухонемые) и встали по краям дивана. Это было хорошо: они прикрыли беглянку, а она все видела. Потом появился невероятно толстый человек в странной островерхой шапочке. Самый маленький из драгоценных камней, украшавших его одежды, стоил больше, чем все, что было у людей из Нарнии; но Аравита подумала, что нарнийская мода — во всяком случае, мужская — как-то приятнее. За ним вошел высокий юноша в тюрбане с длинным пером и с ятаганом в ножнах слоновой кости. Он очень волновался, зубы у него злобно сверкали. Последним появился горбун, в котором она с ужасом узнала своего жениха.
Дверь закрылась. Тисрок сел на диван, с облегчением вздыхая. Царевич встал перед ним, а великий визирь опустился на четвереньки и припал лицом к ковру.