ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА!
"Заповедь новую даю вам; да любите друг друга!"
(Ин. XIII, 34)
Любовь - это основная заповедь Христа Спасителя; любовь - первый признак, что мы воистину Его ученики; любовь - первое условие для того, чтобы нам называться и быть детьми Божиими, любовь к Богу, к людям, ко всему Божьему миру. Недаром Хомяков обратил внимание на возглас за литургией: "Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы Отца и Сына и Св. Духа"... Сначала возлюбим, а потом уже исповедуем! Только любящее сердце имеет дерзновение к Богу, только любящим душам открыт таинственный, глубокий смысл жизни, только они одни пребывают в Боге, и Бог в них.
О, если бы мы умели любить друг друга, как заповедал нам Господь, если бы начали любить не словом и языком, а делом и истиною, какой новый свет пролился бы на всю нашу жизнь!
Мы много говорим о любви... На пороге жизни, в пору юношества, мы мечтаем даже о том, чтобы пожертвовать собой за благо и счастье наших ближних, но кто ближний наш? Мы не знаем... В тех людях, которые окружают нас, мы часто отказываемся признавать его. Как доктор, о котором рассказывает старец Зосима в романе Достоевского "Братья Карамазовы", мы, чем больше любим человечество вообще, тем, меньше любим людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах, - говорить этот доктор, - я доходил до странных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если бы это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уже его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что он долго ест за обем, другого за то, что у него насморк, и он беспрерывно сморкается, третьего, можно прибавить, за то, что у него некрасивое, может быть, на наш взгляд, слишком грубое лицо, четвертого, что он мелочен, скуп и т. д. без конца. Мало ли физических и нравственных недостатков у людей?!
Некоторых затем отдаляют от нас низкое происхождение, род занятий, жизненная обстановка и безчисленное множество других перегородок, построенных людскими предрассудками. И выходит в общем, что нам некого любить. И мало-помалу мы обособляемся от людей, мы строим жизнь на началах колоссального эгоизма, мы ссоримся друг с другом из-за пустяков, нередко унижая в нашем ближнем даже его человеческое достоинство, с жадностью стараемся вырвать один у другого лакомый кусок, взобраться на самую вершину земного благополучия, нисколько не думая о том, кого столкнем по пути или, в лучшем случае, чье не по праву, пользуясь только нашей силой, займем место. Так поступают одни из нас. Другие уходят, в свои кабинеты и, окруженные всеми удобствами и благами современной культуры, пишут рассуждения и проповеди о страданиях человечества и о любви к нему, пропуская тысячи случаев, когда они сами могли бы дать пример такой любви.
Но не уподобляются ли эти люди тем, к которым обращается ап. Иаков: "Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела, что пользы?" А ведь так поступает огромное большинство из нас.
Слова, слова и слова! Когда же, наконец, перейдем мы от слов к делу? Когда начнем воплощать в жизни любовь, завещанную нам Христом на Тайной Вечери? Ведь оттого то и пусто так в жизни, оттого то так и холодно в ней, что уходит из нее эта любовь, что сузились наши духовные горизонты, и, кроме себя, мы никого не видим... Начнем любить, и радость вернется на землю, и внешние скорби не осилят нас!
Будем откровенны сами перед собой; много ли теперь встречается среди нас людей, которые бы не тяготились жизнью? Мало ли, например, среди нас людей всесторонне образованных, материально обеспеченных, которые занимают высокое положение в обществ, живут вдали от всякого горя, не знают людской нужды, - но разве довольны они жизнью? Разве сердце их не сжимается порой безотчетным ужасом перед чем-то неведомым им? Разве в минуты, когда они наедине беседуют со своей совестью, их жизнь не кажется им пустой и глупой шуткой? Отчего же это происходить? Да оттого, что они не живут, не начинали еще жить, в истинном смысле этого слова! Они играли, забавлялись жизнью и досадовали, когда счастье, земное и тленное, на минуту изменяло им; но они не жили для других, не приносили в жертву другим своего личного счастья, не молились за другую чужую и бесприютную душу; они не скорбели над чужими пороками, не терзались совестью за преступления других, которые вышли, быть может, из их же среды, а все это значит, что они еще не начинали жить, хотя бы дни их близились к закату... Может быть, они скажут, что помогали бедным, как могли; что принимали, например, участие в благотворительных концертах и вечерах; что отдавали нищим старое платье, но ведь это обман себя: разве то должны были и могли они сделать? Разве такую любовь разумеет Евангелие, когда говорит: "Возлюби ближнего, как самого себя". Вот причина их тоски в жизни. Они не понимают, что все, что они имеют, есть .дар Божий, которым они должны служить Богу же в лице своих ближних.
Не меньше, если не больше, тяготимся мы жизнью и тогда, когда находимся в условиях, совершенно противоположных, когда всю свою жизнь проводим в труде. В этом случае жизнь наша бывает часто отравлена заботой о куске насущного хлеба, постоянным страхом за каждую копейку. Заботы только о "своей" семье закрывают от нас нередко весь Божий мир, отрывают от других людей, с которыми мы боимся поделиться нашей лептой, забывая, что "рука дающего не оскудеет", и что Бог, Которому мы, как говорил св. Филарет Милостивый, даем взаймы, подавая неимущим, силен воздать нам сторицей, если понадобится. А между тем, вместо того, чтобы поручить себя и все свое имущество Христу, мы предпочитаем рабски дрожать над суетным и преходящим, и сердце наше часто так черствеет в "борьбе за существование", что мы не только куском хлеба, но даже чувствами своими скупо делимся с ближними, разучившись в них видеть братьев.
О, если бы открылись глаза наши!
Если бы вникли мы в то, что ежедневно говорит нам Господь: "Любите друг друга, как Я возлюбил вас!"
Разве нам пришло бы тогда в голову жаловаться на жизнь? Наше собственное бремя стало бы легче, если бы мы взяли на себя еще бремя наших братьев, облегчили бы им нести их крест, потому что помощь, которую мы оказали бы ближнему, сблизила бы нас с ним, Христовой любовью соединила бы наши души, и Господь бы был с нами... Мы поняли бы тогда великое значение жизненных испытаний.
Но кого же любить нам и как?..
А вот перед нами опять старец Зосима в молодые годы своей жизни... Какой радостью прозревшего слепого наполнилось вдруг его сердце, когда он поцеловал своего бывшего денщика и впервые увидел в нем не подчиненного, не слугу, а возлюбленного брата своего, свободного, как и сам он, во Христе! „Был я ему господин, а он мне слуга, а теперь, как облобызались мы с ним любовно и в духовном умилении, меж нами великое человеческое единение произошло".
Вот как недалеко от нас наши ближние! Прислуга, которая входит в наш дом и служит нам, это - наши братья и сестры.
Без них нам трудно было бы обойтись; они несут на себе черную работу, „предоставив почтительно нам погружаться в искусства, в науки"... Примем же их, как братьев наших во Христе, и сами в свою очередь послужим им, терпеливо снося их недостатки и помогая развитию в них духовной жизни, их христианского самосознания, потому что, ведь, что бы ни говорили мы в свое оправдание, с нас спросит Господь за „малых сих", которые вверены были нам. Не допустим, чтоб когда-нибудь они больно почувствовали свою зависимость от нас, помня, что и мы имеем Господа на небесах... И не только одна прислуга. У некоторых из нас есть подмастерья, мастера, мастерицы, помощники, словом - люди, так или иначе служащие нам, помогающие нам в нашем деле. Взглянем на наши обязанности по отношение к ним при свете Евангелия, и мы поймем, что мы должны для них сделать, как для наших братьев. Каждому затем из нас приходится иметь дело с низшими классами через дворников, прачек или рабочих. Вот новое поле для дел любви и милосердия, для служения Христу во образе братьев Его меньших. Не будем смущаться, что все это слишком незаметные, невидимые дела милосердия. "Кто в малом неверен, неверен и в большом", - напоминает Рескин слова Евангелия. - "Вы, идущие исцелять раны бедных, - говорить он дальше, - знаете ли вы, насколько хорошо накормлены и защищены кровом ваши слуги? Ухаживаете ли вы за ними, когда они больны? Уверены ли вы, что швея, работающая на вас, получает заработанную плату достаточно, чтобы не умереть с голоду, и что ее хозяин или хозяйка не угнетают ее физически или нравственно? Начните же со справедливого отношения к тем, которые всего более непосредственно зависят от вас, и оказывайте им ту нравственную поддержку, на которую они имеют право".
Вот с кого должны мы начать великое дело служения любви. Раз же начав его, мы увидим, что область любви безгранична, потому что, как Господь положил за нас душу Свою, так и мы должны полагать души наши друг за друга. Некоторые, может быть, и готовы сделать это, только при каких нибудь исключительных обстоятельствах, так сказать при эффектной обстановка, но если мы хотим быть действительно учениками Христа, будем просить Его, чтобы Он научил нас полагать души наши каждый день, вдали от праздной и любопытствующей толпы, в тайне перед Отцом Небесным, полагать за друзей наших и за врагов, за родных и чужих, наполнил бы сердце наше любовью, открыл бы нам, как, кому и чем можем мы послужить в данный момент.
Истинная, чистая, христианская любовь к ближнему есть дар Божий, но, по слову Спасителя, "просите и получите", мы должны верить, что этот дар Господь даст и нам, если только мы горячо будем молить Его об этом и будем готовы со своей стороны служить нашим ближним, кто чем может. Нет у нас средств оказать материальную помощь, послужим ближнему нашим временем, силами, способностями и талантами, какие у нас есть. "Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назарея встань и ходи", - сказал апостол хромому. Мы не можем так исцелять людския немощи, но разве мы не можем, вместо золота и серебра, подать ему какую ни будь духовную помощь? Не можем научить неграмотного, вразумить заблуждающегося, удержать от падения погибающего, посетить больного, утешить скорбящего, ободрить одиноко работающего на Божьей ниве? "Я не знаю выше подвига, как подать руку изнемогающему духом", говорил Гоголь, а этот подвиг доступен каждому из нас.
Не будем же уклоняться ни от какого дела любви, как бы мало оно ни было, хотя бы состояло оно в одном ковшике холодной воды, поданной нами ближнему. Раз он просит у нас глоток воды, значит, он в ней нуждается.
Будем следить за тем, чтобы никто не уходил от нас огорченным, озлобленным, непонятым или оскорбленным... Пусть мала и ничтожна будет наша жертва, - не будем смущаться этим: лишь бы она была чиста, бескорыстна, лишь бы она совершалась во Имя Христа!
На заре христианства последователи Господа так были проникнуты Его заветом любви, что видевшие их невольно говорили между собою: "Смотрите, как они любят друг друга!"
Вспомним, же и теперь, в настоящее смутное время, когда эгоизм так часто открыто и нагло заявляет о себе, что мы, которые ужасаемся беззаконий, творящихся на наших глазах, должны войти в мир с живой проповедью христианства, открыто исповедовать Христа всей своей жизнью и творить заповеди Его, а "заповедь Божия есть та, чтобы мы любили друг друга".