ПОЙДЕМ ЗА НИМ!
Чтоб наша жизнь была не скорби воплощеньем,
Не капищем греха, проклятия и слез,
Не тягостным, больным, сплошным недоуменьем,
Не оргией страстей над прахом светлых грез,
А радостным путем к небесному чертогу,
Над бренностью земной духовным торжеством
И в самой бездне зла хвалебным гимном Богу,
Пойдем за Ним, за Господом Христом!
Пойдем за Ним!
Пойдем, как шли любящие преданные женщины, как шли галилейские рыбаки, как шел тот Левий-мытарь, который потом сделался апостолом и Евангелистом!
Вот этот мытарь сидит у сбора пошлин. Вокруг него толпа, шумная, изменчивая в своих суждениях, видящая только наружную сторону вещей и, однако, самоуверенная в своих приговорах...
Она ненавидит этого мытаря за самое его ремесло, она давно заклеймила его прозванием сребролюбца.
Фарисеи и книжники, эти мнимые праведники и мудрецы, смотрят на него с чувством омерзения и брезгливости, как на "нечистого" и грешника, а большинство проходящих не обращает на него никакого внимания.
И среди этой беспрерывно снующей взад и вперед, волнующейся, как море, толпы он сидит одинокий на своем обычном месте, за своим скучным делом, погруженный в свои ни для кого не интересные думы.
Так идет день за днем... И вдруг всевидящее Божественное око устремляется на него, вдруг властный, невыразимо близкий, как бы родной и уже слышанный когда-то и, однако, таинственный голос касается его слуха: „Следуй за Мной!" И проходит этот голос до самой сокровенной глубины грешного сердца, проникает в его внутреннюю храмину до разделения в ней души и духа, перерождает все его существо и разом ставить его на новый путь жизни... "И он встал и, оставив все, последовал за Ним". Встал, оставил то, что, может быть, начинало уже пленять немощную душу или, напротив, тяготило ее и заставляло грезить о высшем призвании человека.
Матвей оставил все и последовал за Господом. В течение трех с половиной лет ходил он с другими учениками за Господом Спасителем, ходил, не смущаясь ни видимым унижением Его на земле, ни яростью Его врагов, ни лишениями и страданиями, какие ожидали его самого, как ученика Христова, ходил потому, что не мог не идти, забывая о всем на свете, весь охваченный горячей любовью к Тому, Кто вызвал его из тьмы и призвал в чудный Свой мир - мир "ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому". И так бывает со всяким, кто "рождается от Духа".
Следуя за Спасителем по всему Его крестному пути на земле, Матвей вместе с другими апостолами и веровавшими во Христа пережил и невыразимые нравственные муки в те дни, когда само небо ужаснулось совершившемуся на кресте, и неизреченную радость, когда увидел воскресшего Господа. Через сорок дней по воскресении Спаситель вознесся на небо, но душа, раз пламенно возлюбившая Его, уже не могла „прилепиться" к земле, оторваться от Христа, и бывший мытарь, поклонившись на горе Елеонской возносившемуся Господу, возвратился, как и прочие апостолы, в Иерусалим, хваля и славя Бога, а получив дар Св. Духа, весь отдался делу благовествования о Христе. Написав Евангелие для евреев, он ушел с проповедью за границы Палестины: в Сирию, Мидию, Персию, Парфию и, наконец, пришел в Индию, где принял мученическую смерть за ту радостную весть, которую он принес "сидящим в стране и тени смертной".
Так, откликнувшись всей душой на призыв Господа, он вступил на путь, который привел его на страдания и мученическую смерть, но этот же путь ввел его в царство света, сделал его первым евангелистом и прославил через него имя Божие.
Один ли ап. Матфей шел этим путем? Это был и есть путь всех, кто чутко и искренно прислушивался к Божественному голосу, раздающемуся и в его совести, кто стремился уразуметь вечный смысл человеческой жизни и, возлюбив Христа не на словах только, а всем сердцем своим, всей душою своею и всем разумением своим, отдался Ему... И всех их приводил и приводит таинственный голос: "Следуй за Мной!" на тот же путь - на путь, может быть, временных страданий, скорби и испытаний, но зато и таких духовных радостей, какие не приходят и на ум привязанному сердцем к земле, ветхому человеку.
И все-таки мы не все идем за Христом... Как много в наши дни христиан, которые часто и много говорят о религии, о Христе, о церкви, которые на словах кажутся защитниками христианства от его многочисленных врагов, а на деле, в жизни своей, остаются соблазном для колеблющихся в вере! Слова, слова и слова!.. И слова в такое время, когда от каждого из нас требуется самоотверженное проявление веры в подвигах нашей повседневной жизни.
Но зовет ли нас теперь Христос?.. Прислушаемся внимательно к тому, что совершается вокруг нас, прислушаемся каждый к голосу, раздающемуся в нашем собственном сердце. Откуда этот вдруг пробудившийся интерес в нашем образованном обществе к религиозным вопросам, откуда эта потребность в темных массах народа услышать о Боге живое слово, откуда вообще, и в нас самих в частности, эта тоска по дивно -прекрасным небесным песням?.. Да, мы все, тоскуем по этим песням, мы все, как евреи на реках Вавилонских, скорбим, но небесной отчизне, и эта скорбь, эта тоска есть уже Божий голос в человеке, не допускающий его заснуть страшным сном духовной смерти. Пойдем в церковь, вникнем в смысл совершающегося в Божьем храме и мы услышим еще яснее, еще определеннее этот голос, мы увидим ясно, куда именно мы должны идти и что делать.
Господь зовет нас к Себе... "Бывают минуты, - говорить один современный мыслитель, - когда человек чувствует, что над его головой раскрывается небо". Бывают минуты, можем сказать и мы, когда мы сознаем, чувствуем, что голос Божий обращен к нам, что мы должны теперь же встать и идти за Ним, идти, оставив все, отрешившись мыслию от всего житейского... Мы сознаем это... но, слабые, немощные, боязливые, не решаемся сделать этот шаг в своей жизни, не решаемся расстаться со всем тем, что дает нам возможность спокойно есть, пить, спать, хотя делает пленниками мест, людей, рабами, а не господами жизни... Мы боимся продумать до конца призыв Спасителя и думаем, говоря словами Рескина, "что если мы лучшие покои в обители сердца сохраняем чистыми и убранными для Христа, то можно оставить и Вельзевулу, на случай его посещений, небольшой уголок, треножник в нашей душе"...
Отсюда этот мучительный разлад между нашей верой и жизнью, которого многие неокрепшие души не в состоянии вынести, отсюда наша собственная тоска и неудовлетворенность жизнью. Мы сами портим себе жизнь, сами лишаем ее той высшей по красоте формы, в которую она могла бы вылиться в христианстве. И понятно, что люди цельные, глубоко чувствующие, серьезно смотрящие в лицо жизни, сознающие, что христианство не философская только система, не возвышенное только учение о нравственности, а прежде всего жизнь, скрытая со Христом в Боге, требующая от человека внутреннего подвига молитвы, самоотречения и деятельной любви к ближнему, - понятно, что такие люди не могут успокоиться, только на словах исповедуя Христа.
- Несколько лет тому назад, - рассказывала мне одна знакомая дама, - пришлось мне быть на одном религиозно-философском собрании. Роскошная, устланная коврами, залитая электричеством лестница. Лакеи в белых перчатках. Большая, изящно и богато убранная гостиная, наполненная мягким полусветом. На полу ковры, на стенах - гравюры из жизни Богоматери и Христа. Публика самая избранная, часто слышится французская речь. Дамы в черных платьях с длинными шлейфами, в лайковых перчатках. В общем - впечатление великосветского раута.
Помню: когда я первый раз вошла в эту изящную гостиную, - мне, которой так давно хотелось где-нибудь отвести душу, услышать о Христе, самой разрешить некоторые недоумения, стало вдруг жутко, холодно, больно, хотелось заплакать и уйти куда-нибудь из этого блестящего общества... Было как-то неловко и стыдно слышать здесь беседу о Том, Кто "не имел, где главу преклонить", и о Его "меньших братьях", которые умирают от нищеты и голода в подвалах, чердаках и развалившихся флигелях на окраинах столицы, - слышать здесь, в этом великосветском салоне, куда собрались богатые, довольные, сытые люди... Потом я поняла, что была не совсем права: я увидела, что среди собравшихся было много искренних, ищущих Христа и серьезно настроенных лиц. И Бог знает, не встрепенулась ли какая-нибудь душа при одном имени Господа Иисуса, которое произносилось на этом собрании? Не был ли в чьей-нибудь жизни этот вечер поворотным пунктом к Богу?.. Но все-таки и потом мне всегда казалось, что наши собеседования в конце концов должны пробудить в нас потребность уйти из этой богатой обстановки и начать жить скромной, деятельной христианской жизнью.
Да иначе не может и быть. И можно только скорбеть о том, что не все мы оказываемся последовательными христианами; что многие из нас, "возложив руку на орало, боязливо озираются назад", а другие и вовсе отделяют религию от жизни. А если бы все мы, на каком бы поприще ни были призваны служить Богу: священники, которым на земле дано совершать то, во что желают проникнуть Небесные Силы; ученые, которым по преимуществу небо и земля поведают славу Божию; писатели, которым дан один из величайших даров неба - „глаголом жечь сердца людей"; учителя, на ответственности которых лежит воспитание живых Христоносных храмов; рядовые труженики жизни, имеющие себе образцом для подражания Иосифа-древодела, Пречистую Деву Марию, помогавшую своему обручнику в ведении хозяйства, или даже Самого Христа, который до тридцатилетнего возраста нес труды простого плотника, - если бы все мы вспомнили, что и нас Господь зовет за Собой и, встав, подобно апостолу Матфею, последовали за Ним, - какое освящение получили бы наши таланты и какой новый поток света озарил бы всю нашу жизнь! "Иди за Мною!" - говорить нам Господь. Пойдем же за Ним, чтобы в последний миг нашей жизни, на пороге вечности иметь дерзновение и радость вознести Богу молитву, подобную той, какая была на устах умирающего Иоанна Милостивого: "Благодарю Тебя, Господи, что Ты сподобил меня все Твое принести Тебе!"