Глава XVI
Против тех, которые говорят: если в человеке — два естества и два действования, то во Христе необходимо предполагать три естества и столько же действований.
Каждый в отдельности человек, состоя из двух естеств — из души и тела — и имея их в себе в неизменном виде, справедливо может называться (состоящим из) двух естеств, ибо и после соединения (души и тела) сохраняет естественное свойство каждого из них. Ибо тело (и после соединения с душой) не бессмертно, но тленно; также и душа (и после соединения с телом) не смертна, но бессмертна; и тело не становится невидимым, равно и душа не становится видимою телесными очами. Душа имеет способность понимания, одарена разумом, бестелесна; тело же грубо, видимо и неразумно. А что противоположно между собою по своей сущности, то — не одного естества. Итак, душа и тело — не одной сущности.
И обратно. Если человек — живое существо разумное, смертное, а всякое определение показывает подлежащие (определению) естества, — то, с точки зрения естества, свойство разумности не одно и то же со свойством смертности. Следовательно, человек — по норме своего определения — состоит не из одного естества.
Если же и говорится иногда, что человек —
из одного естества, то в таком случае
название естества берется вместо названия
вида. Например, когда говорим: человек не
отличается от человека никакою разностью
естества, но так как все люди имеют
совершенно одинаковый состав, будучи
сложены из души и тела, так что каждый
обладает двумя естествами, — то все
подводятся под одно определение. И это не
странно, так как священный Афанасий
естество даже всех тварей, как сотворенных,
назвал единым. В слове своем против хулящих
Духа Святаго он говорит: а что Дух Святый
выше твари, отличен от естества тварного
бытия, принадлежит же Божественной природе
— можно понять из следующего. Все, что
усматривается совместно и во многих вещах,
и не находится в одной из них в меньшей, а в
другой — в большей степени, — называется
сущностью. Посему, так как всякий человек
составлен из души и тела, то в этом смысле и
говорится, что естество людей — одно. В
отношении же к лицу Господа мы не можем
говорить об одном естестве, ибо и после
соединения естеств каждое из них сохраняет
свое естественное свойство, а нет родового
понятия — Христос,
так как не было
другого Христа — из Божества и
человечества, вместо Бога и человека [1].
Далее. Выражение: едино,
в отношении к
родовому понятию человека означает совсем
не то же самое, что оно означает в отношении
к сущности души и тела. В самом деле, в
отношении к родовому понятию человека
слово: одно,
указывает на то, что во всех
людях совершенно сходно. В отношении же к
сущности души и тела выражение одно
разрушает самое бытие их, доводя их до
совершенного уничтожения, потому что или
одно превратится в сущность другого, или из
обоих произойдет нечто иное и оба они
изменятся, — или же, пребывая в своих
собственных пределах, они останутся двумя
естествами, так как, в отношении сущности,
тело не одно и то же по сравнению с тем, что
бестелесно. А поэтому, если мы и говорим об
одном естестве человека — не в смысле
тождества существенного качества души и
тела, но в том смысле, что неделимые,
составляющие один вид, имеют в себе и нечто
неизменное, — то вовсе необязательно
говорить об одном естестве и во Христе, ибо
в отношении ко Христу нет родового понятия,
которое обнимало бы собою многие неделимые.
Сверх того, о всяком сложном предмете говорится, что он состоит из таких элементов, кои ближайшим образом входят в его состав. Так, мы не говорим, что дом сложен из земли и воды, но — из кирпичей и бревен. В противном случае и о человеке пришлось бы сказать, что он состоит из пяти — по крайней мере — естеств, именно: из четырех стихий и души. Так и во Господе нашем Иисусе Христе рассматриваем не части составных Его частей, но (только) части, ближайшим образом вошедшие в состав (Его личности) — Божество и человечество.
Притом, если, говоря, что в человеке — два естества, мы вынуждались бы признать во Христе три естества, то и вы также, утверждая, что человек — из двух естеств, должны будете учить, что Христос — из трех естеств. Подобным образом должно сказать и о действованиях, потому что необходимо должно быть действование, соответственное естеству. А что человек называется и есть из двух естеств, свидетельствует Григорий Богослов, говоря: «Бог и человек — два естества, так же как — и душа, и тело». И в слове о крещении он говорит следующее: «так как мы двойственны — из души и тела, причем одно естество — видимо, другое же — невидимо, то и очищение — двояко, а именно — водою и духом» [2].
[1] Афанасий Александр., послание 11-ое к Серапиону.
[2] Григорий Богослов, послание 1-ое к Кледонию и слово 40-ое.