Глава I
О том, что Божество непостижимо и что не должно с излишним любопытством доискиваться того, что не предано нам святыми пророками, апостолами и евангелистами.
БОГА никтоже виде николиже. Единородный
Сын, сый в лоне Отчи, той исповеда
(Ин. 1, 18).
Итак, Божество неизреченно и непостижимо;
ибо никтоже знает Отца, токмо Сын, ни Сына,
токмо Отец
(Мф. 11, 27). Также и Дух Святый
ведает Божие,
подобно тому как дух
человеческий знает то, что в человеке (1 Кор.
2, 11). Кроме же Самого первого и блаженного
Существа, никто никогда не познал Бога,
разве только тот, кому Он сам открыл, —
никто не только из людей, но даже и из
премирных Сил, из самих, говорю, Херувимов и
Серафимов.
Однако Бог не оставил нас в совершенном неведении; ибо познание о том, что Бог есть, Он Сам насадил в природе каждого. И само создание мира, его сохранение и управление возвещают величие Божества (Прем. 13, 5). Сверх того, Бог, сперва чрез закон и пророков, потом через Единородного Сына Своего, Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа сообщил нам познание о Себе, какое мы можем вместить. Поэтому все, что предали нам закон и пророки, апостолы и евангелисты, мы принимаем, познаем и почитаем [1]; а выше того ничего не испытываем. Ибо если Бог благ, то Он и податель всякого блага, и непричастен ни зависти, ни другой какой страсти [2], ибо зависть не сродна естеству Божию как бесстрастному и единому благому. А поэтому Он как всеведущий и промышляющий о благе каждого то, что нам потребно знать, открыл нам, а чего не можем понести, о том умолчал. Этим мы и должны быть довольны, в этом пребывать и не преступать пределов вечных (Прит. 22, 28) и предания Божия.
[1] Дионисий Ареопагит. Об именах Божиих, 1 Migne, s. gr., t. III, coll 609–613.
[2] Григорий Богослов, слово 28. Migne, s. gr., t. XXXVI, col. 40. Перев. Моск. Дух. Академии, ч. III (1889), стр. 21.